«Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг. - Эдуард Камоцкий

Завершив осмотр, пошел в свою каюту читать. В карты играли уже другие, а из тех, кто раньше играл, двое ели, бабка спала на верхней полке – не такая уж и бабка. Женщина, полу отвернувшись, кормила грудью ребеночка. Те, кто раньше пили, теперь довольно громко, перебивая друг друга, комментировали сообщение о том, что Берия после смерти Сталина стал врагом. В соседнем купе оказалась группа студентов. Раньше их не было видно, наверное, на верхней палубе были. Студентов с верхней палубы не гонят, у верхних пассажиров дети в основном студенты, так что эти пассажиры как бы заочные товарищи их детей. Верхние пассажиры заступаются за студентов, если они едут группой и ведут себя не нахально. А проводнице тоже неудобно их гнать – внизу они едут временно, через некоторое время это будут ее пассажиры. Я с книгой пошел на нос, надеясь, что команда «ничего», но там вообще никого не было.

Закрыл за собой дверь с надписью: «вход запрещен», и сразу вся эта нижняя палуба осталась сзади, а я как бы вышел к Волге один, а она бежит мне навстречу: широкая, открытая. Ветер рвет страницы, а вода все бежит, бежит под борта. Я сел так, что бурунов не видно, видна только водная гладь, и нет впечатления, что пароход погружен в воду и плывет в воде. Может, там, где-то сзади и есть пароход, а тебя нос парохода над водной гладью несет, как Господь на своей ладони. Вот он самый, что ни на есть, «первый класс».

Носовая палуба парохода несколько выше нижней палубы, и верхняя палуба оказывается рядом, так что рукой можно дотянуться. На верхней палубе тоже пассажиры. Их немного – палуба большая, а в каютах по 2 или по 4 человека, да музыкальный салон, да ресторан.

В 1956-м году я на таком же пароходе плыл из Уфы пассажиром второго класса. Я по второй палубе подошел к носу, когда пароход подходил к какой-то пристани. Носовая рабочая палуба на этом пароходе была заполнена людьми. Люди от пристани к пристани менялись, и я имел возможность наблюдать, как по разному разные люди себя ведут, когда матрос при подходе к пристани просит освободить рабочую палубу.

Один идет сразу за пределы рабочей палубы. Уходит он так, чтобы уж не мешать людям работать, и не нарываться на то, чтобы еще раз просили. Уйдет матрос – он, если желание появится, подойдет к рабочей палубе и посмотрит: нет ли местечка, а если нет, ну так что же. Другой норовит только перейти с места на место. Этот выгадывает. А вдруг уйдешь, а потом места хорошего не будет. Может, матрос его не прогонит. Ведь матрос сказал всем уйти, все и ушли, а одному, может, и не будет говорить.

Тут уж зависит от матроса. Который подумает «нахал», да ничего не скажет, а будет работать так, что «нахал» сам уйдет, другой матом покроет, а который наоборот, если уж такой пассажир ему помешает, вежливо попросит перейти на другое место, да еще и извинится.

И уходят пассажиры по-разному: один молча, другой что-то пробубнит, а третий переругнется с матросом, как со своим. А одного видел, который ну прямо весь унизился, когда матрос попросил освободить рабочую палубу. Все на себя принял, будто и нет вокруг таких же, которых тоже прогнали. Молодой такой, сумочка с картинкой через плечо.

Рита рассказывала про трагедию, которая разыгралась на пароходе, когда она после майских праздников плыла из Саратова в Куйбышев. Молодой человек из четвертого класса никак не мог найти место, где бы он мог пристроиться на ночь. И на этом пароходе для пассажиров четвертого класса был зал на корме со скамейками без обозначенного места и нижняя палуба, где размещались пассажиры с мешками, корзинами, с другим большим грузом, но так, чтобы не мешать экипажу работать. Присел парень на ступеньке лестницы на вторую палубу – его прогнали, хотел присесть на скамейку в каюте четвертого класса – говорят занято. В проходе прогнали – мешает ходить, и даже на открытой кормовой палубе умудрился сесть так, что кому-то помешал. Очевидцы потом рассказывали: прокричал он что-то и прыгнул с кормы за борт. Сообщили на мостик, пароход прогудел сигнал: «Человек за бортом», застопорил машину и стал шарить прожектором по воде. Ночь, волна, вода ледяная – по берегам еще кое-где лед лежит не растаявший, пошарил, пошарил, дал круг и пошел дальше.

Я световой день так и проводил на «баке» – носовой рабочей палубе, куда, согласно надписи, вход был запрещен. Сидел там один, смотрел на берега, читал, но когда подходили к пристани, я заранее уходил в каюту, чтобы не мешать палубной команде, так что меня никто не гнал.

Читал я «Анти Дюринг» – я еще искал истину, дома прочитал «Материализм и эмпириокритицизм» и учился в университете Марксизма-Ленинизма. Для себя истину я нашел, когда женился; историческую истину я нашел через 50 лет.

Погода была настоящая летняя, жара была настоящая сталинградская, но мне на открытой палубе было не жарко, плеск и шуршание воды умиротворяли, пейзажи для меня были новые, и настроение у меня было отпускное.

Волго-Донскому каналу присвоили имя Ленина, но на входе в канал со стороны Волги стояла колоссальная бронзовая статуя Сталина.

Интересно смотреть, как «катится» колесный пароход по каналу. Колеса выхватывают воду из-под носа парохода, так что уровень воды в канале, судя по изменению мокрого следа у бетонного берега, понижается, пожалуй, на метр, и выбрасывают эту воду к корме, так что там уровень повышается. Создается впечатление, что пароход все время катится как бы с водяной горки. В Грозном навестил директрису заочной школы.

Отпуск в совхозе прошел как обычно. Тетя Люся и бабушка весь день на кухне. Павел и Генка – еще школьники.

В Куйбышев вернулся через Харьков. В Харькове зашел в институт и навестил живущих в Харькове друзей. Из Харькова на маршрутном такси съездил в Днепропетровск, чтобы навестить Толю Сокологорского, который в нашем драмкружке играл актера в «На дне».

Толя познакомил с женой, сводил на свой завод. Удивил он меня тем, что, он – выходец из нашей компании нестяжателей, бессребреников – похвалился купленными золотыми вещичками. Я еще был не от мира сего.

«Прекрасно отдохнув и развеявшись, я с нетерпением бросился в объятия трудовых будней» это не штамп, это мое ощущение.

Исследовательская работа

Кроме текущей работы на испытательной станции, в лаборатории и на рабочем месте за чертежной доской и за построением графиков, кроме написания отчетов по проведенным испытаниям под аккомпанемент телефонных звонков, вызывающих меня на испытания, я сразу начал исследовательскую работу. В институте нас убедили, что все считается, а здесь все базировалось на опыте Оппермана. Я был уверен, что должен быть способ расчета высотных характеристик.

Приступив к работе в бригаде маслосистемы, я, естественно, стал искать литературу о шестеренчатых (шестеренных) насосах и о приводных центробежных воздухоотделителях. Проработал немецкие отчеты и запросил из ЦИАМа список литературы. По этому списку запросил из куйбышевских и московских библиотек литературу.

По шестеренным насосам были многочисленные работы по уточнению расчетов их производительности с привлечением данных об эвольвенте профиля зуба. Эти расчеты были абсолютно не нужны, т.к. все насосы имели перепускные редукционные клапаны. Эти уточнения разрабатывались исходя не из потребностей практики, а только для того, чтобы себя занять псевдонаучной работой. По проблеме кавитации была только одна фраза в книге Башта о том, что окружная скорость шестерни не должна превышать 5 м/сек. С такой скоростью стекает масло с шестеренки, независимо от её диаметра, а объем нагнетаемого масла определяется шириной шестерни (длиной зуба), ну и, разумеется, модулем. Пытаясь описать процесс заполнения впадины между зубьями шестерни традиционных насосов с входом масла против центробежных сил, я получал неинтегрируемые уравнения, и понял, почему Башта ограничился экспериментально полученной рекомендацией.

В наших немецких насосах жидкость во впадину между зубьями входила не по радиусу против центробежной силы, а с торца. Я начал исследовать. В моем распоряжении были неограниченные возможности для экспериментов в лаборатории. В конечном счете, я вывел формулу для расчета производительности этих насосов при неполном заполнении впадины в зависимости от давления на входе, т.е. от высоты полета. Я ликовал; до этого мы с Опперманом с интересом ожидали очередного испытания в лаборатории – какой будет высотная производительность? Он, конечно, предполагал, но подогревал мой интерес. И вот я нашел, нашел как это можно, хотя бы примерно, посчитать.

Кроме того, я показал, как протекают высотные характеристики при изменении скорости вращения шестерен для традиционных насосов с радиальным входом, немецких насосов с входом с торца шестерни и импеллерных – торцевых насосов с крыльчаткой, установленной прямо на шестеренках.